Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

Алена Васильевна оказалась еще более закрытым человеком, чем ее дочь, хотя и такой же доброй.

– Мама… – запротестовал противный брат Евгении.

– Хватит, Костя. Решение уже принято. Я не выгоню на улицу девушку, у которой нет ни семьи, ни крова.

Хотя Константин выглядел совершеннолетним, однако главой этой небольшой семьи из трех человек явно была Алена. Если хочу здесь задержаться, нужно не потерять ее расположение. Я крупно ошиблась насчет белых офицеров: ожидала, что они окажутся благородными и вежливыми, как офицеры, что были при дворе. Вместо них я увидела буйных хулиганов и лейтенанта Сидорова. Чудовище, которое убивало без колебаний. Смерть той женщины, как эхом, срезонировала с прошлым, что-то окончательно сломав внутри меня. Я до сих пор ощущала удушливые волны ужаса в груди. Пока не пойму, куда мне двигаться дальше, остается полагаться только на помощь Кольцовых.

Дом Евгении оказался донельзя простым: утонувшая в полумраке тесная комнатушка с низкими покатыми потолками и большой печью, почерневшей от гари. Раньше, когда мама с папой совершали официальные визиты, я заходила вместе с ними в крестьянские дома, но ничего подобного не видела. Те избы были больше, чище, светлее и даже как-то наряднее. Хижина же Кольцовых насквозь пропахла потом и квасом. Несмотря на открытые окна и двери, здесь было тяжело дышать. Кажется, я даже заметила старые куриные перья, втоптанные в земляной пол, и несколько сновавших туда-сюда насекомых. В углах собралась пыль, от которой чесался нос и нестерпимо хотелось чихнуть. Если не считать кресла у дальней стены, из пригодных для сидения мест оставались только деревянные скамьи. Я все не могла взять в толк, где же они спят. Кроватей в хижине было не видать.

Пока мы жили в доме Ипатьева, мы с братом почти каждый день сетовали на наши стесненные обстоятельства. Даже гордились тем, как героически терпели одну ванную комнату на двоих, и совмещенные с гостиной спальни, и раскладушки вместо кроватей. Мама говорила, что Господь вознаградит нас за эти испытания. Но по сравнению с этим жилищем разве то были настоящие испытания?

На мгновение мне малодушно захотелось убежать из дома Кольцовых. Я не могла оставаться там, пускай даже на день. Неужели они спали все вместе, даже Константин? А где они мылись? В доме явно не было электричества или проточной воды, не было даже стекол в окнах! А в воздухе лениво кружились комары и слепни.

Но выбора не было. Идти мне было некуда, а Евгения жила здесь.

В доме почти не было украшений: ни резьбы, ни ковров, только парочка икон и один пейзаж, нарисованный художником-любителем. Кольцовым, если верить подписи, значит, автором был кто-то из мужчин. Скорее всего, покойный отец Евгении: Константин совсем не походил на художника.

– Только, Анна, – мрачно продолжила Алена, и облегчение, которое я испытывала минуту назад, улетучилось, – белые уезжают через три дня. Потом командир сможет въехать в поселок. Если он найдет тебя в нашем доме, мы все окажемся в беде. Тебе нужно уехать раньше, чем это произойдет.

Сердце упало. Три дня. Я быстро прикинула, что это значит: люди генерала Леонова успеют приехать, если поедут на север на автомобиле. Но они должны выехать уже сейчас. До нас им добираться день, а то и два, учитывая расстояние от Екатеринбурга. Им придется найти крохотную, никому не известную деревушку. А состояние местных дорог не поспособствует скорости этого предприятия.

– Тогда мне нужно немедленно отправить телеграмму, – сказала я. – Если успею до завтра, мои друзья в Челябинске кого-нибудь за мной отправят. Здесь есть поблизости телеграф?

Алена покачала головой. Евгения насмешливо скривила губы, будто мой вопрос показался ей глупым, и я уставилась в пол, ощущая себя полной дурой. Но тут мне в голову пришла другая идея.

– У солдат наверняка есть переносной, – с надеждой произнесла я. – Правда, нужно найти офицера, который мне поможет. Я не могу полагаться на этого… зверя, который тут всем заправляет.

– Сидоров – твой союзник, – злобно процедил Константин. – Ты и твоя семья выбрали сторону этих людей, только чтобы у вас не забрали землю и деньги. Которые, кстати говоря, должны отойти Совету.

Летом в Петрограде мы любили смотреть, как слуги заносят на нижние этажи дворца огромные ледяные пластины. Они были твердые, как камень, несгибаемые и холодные. Каждый раз, когда хотела успокоиться, я вспоминала о них. Если кто-то во дворце отпускал едкий комментарий обо мне, папе или Ольге, я знала, что язвить в ответ не выход: это лишь выставит нас в худшем свете. Так что я представляла, что становлюсь подобной тем несокрушимым льдинам. Вот и сейчас я поступила так же, стараясь концентрироваться на своем воспоминании, а не на лице Константина, полном ненависти. Неважно, что он думает. Решала здесь его мать, и уговаривать мне нужно именно ее.

– Я сказала хватит! – осадила сына Алена. – К тому же у нас пока нет Совета, только проклятая общинная управа, и мы им ни копейки не дадим. Разговор окончен. Евгения, собери с огорода овощи. Я отнесу их к церкви. Костя…

Ее сын уже уходил. Он встал, попытался схватить костыль, но случайно уронил его на пол. Евгения спешно наклонилась его подобрать.

– Я сам, – недовольно буркнул Константин.

Он взялся за стул и неловко наклонился, упираясь плечом в крепкий стол. Потянулся за костылем, но не достал и попытался еще раз. Когда он наконец разогнулся, все его лицо раскраснелось от потуг. Он сунул деревянный костыль под мышку и молча вышел из дома.

Не говоря ни слова, Евгения последовала за ним.

– Тебе нужно переодеться, – сказала Алена, отвлекая меня от опустевшего дверного проема. – Можешь надеть запасную рубашку Евгении.

Она открыла сундук под чердаком и положила на скамью белую блузку. На мне она будет постыдно короткой, но все же лучше моего нынешнего наряда. Затем Алена подошла к буфету и, достав темный кувшин, налила мне добрую кружку кваса, которую я с благодарностью приняла.

– Вы невероятно добры, – сказала я. – Как и ваша дочь. Спасибо.

– Ну… – Она неловко пожала плечами. – Евгения – хорошая девочка.

А еще она скромная, как Евгения. И, кажется, ей нравилось, когда я хвалила ее дочь.

– Я не лукавлю, – настояла я. – Вы обе – хорошие люди.

– Константин – тоже хороший человек, – уточнила она, несмотря на то что я нарочно не назвала его имени. – В душе он все еще солдат. И думает так же.

– Понимаю. Евгения рассказала – простите меня, – что ваш муж не так давно умер. Должно быть, Константин Иванович чувствует ответственность за безопасность